Шоумен и телеведущий рассказал на чем держится их с Иваном Ургантом бизнес, о своем загородном доме, о воспитании дочери, и почему передумал креститься.
– Александр, говорят, в России вы превратились в телевизионного Карабаса-Барабаса, который держит своих артистов в ежовых рукавицах, урезает гонорары…
– Наоборот, если приглашают, я сам торгуюсь за зарплату артистов из «Большой разницы», это могут подтвердить продюсеры.
– Вам нужно было достичь успеха в Москве, заработать свой первый миллион, чтобы на родине вспомнили о вашем существовании. Ваша юмористическая программа «Большая разница» с мая переезжает на телеканал «Интер». Не боитесь, что вас попросят изменить политику, подрихтовать шутки?
– У меня нет обид на Украину. Наоборот. Я благодарен людям, которые меня вовремя отсюда вытолкнули, иначе не знаю, что бы тут со мной было, как бы я в этой жизни пристроился. А так, очень даже неплохо самоопределился (смеется). Что касается программы, то она может претерпевать изменения, но это не связано с новым пристанищем. «Большая разница» и в России, и в Украине все время меняется, находит новые пародии… Пока изменения коснутся временного пространства: вместо 45 минут программа будет длиться 1,5 часа. А осенью придумаем еще что-то совсем новое. Я даже не имею в виду смену декораций или графическую заставку, а то, что внутри проекта что-то поменяется.
– Что будет с цензурой? «Студия Квартал 95» в последнее время стала все меньше шутить о политиках…
– Никто кроме «Квартала» у вас о политике и не шутил, значит, цензура только их и касается. Если у нас будут идеи политических пародий, мы тоже будем их делать. Хотя, «Разница» политическими шутками никогда не занималась. Если и были попытки, то их сразу зарубали. Помню, в России вышел эфир с Януковичем, так мне потом звонили из Киева, говорили, мол, что вы трогаете нашего президента, шутите про своего. В России это невозможно, так что ваши люди радоваться должны, что живут в таком свободном пространстве.
– А брата почему не трудоустраиваете? У нас его часто видят на бесплатных фуршетах, он скромно одет, с трудом сводит концы с концами.
– У Вити достаточно средств, чтобы одеваться достойно, так что это его выбор. Там, где он мог мне пригодиться, он пригодился. Была пародия, которая не вышла в эфир, он там играл меня, но она не пошла – не то что у него не получилась, просто не пошла – и все. Актеры – это ведь пластилин, зовут туда, где можем сгодиться. Вот я, например, не смог бы сыграть Петра I, разве что ребенка, такой маленький, полный и бородатый ребенок (смеется).
– А как поживает ваш совместный с Иваном Ургантом ресторан? Вы как-то говорили, что вам не слабо будет даже встать за барную стойку. Планы не изменились?
– Я представляю себя в 75 лет в роли бармена в какой-нибудь стране, где двенадцать месяцев хорошая погода. А в наших странах девять месяцев в году погода ужасная. Но если серьезно, то, может, утрирую, однако я не представляю себя занимающимся чем-то другим. У меня могут колени не сгибаться, а я все равно буду продюсировать, производить программы и передвигаться от одного стола к другому на кресле-качалке, давая указания с трясущейся головой. Хотя, мог бы стоять и у барной стойки, но пока готовлю только дома для друзей. Раскладываю, наливаю, смешиваю коктейли и испытываю колоссальную радость. Есть рестораны, их два, но они живут своей жизнью, я там всего лишь один из совладельцев.
– Получается, вас пригласили только «лицом» торговать?
– Да. Заведениями занимаются профессионалы. А мы – так, создаем репутацию, хорошее настроение, иногда проводим там с Ваней вечеринки. Мы умудрились с ним ни разу серьезно не поссориться за то время, что знакомы. Всегда что-то делаем вместе, отдыхаем, даже живем недалеко друг от друга. Так что ресторан, в котором мы бываем раз в три месяца, – точно не повод для ругани.
– Вам грех прибедняться. В прошлом году вы попали в список самых богатых людей, по мнению журнала «Форбс». Разделяете их мнение?
– Для меня «Форбс» – такой же веселый журнал, как «Крокодил». Я не собираюсь строить из себя человека, который нищенствует и живет под забором. Бывает, слушаю некоторых своих коллег и поражаюсь. Их спрашивают: «Вы звезда, какая у вас квартира?» Они отвечают: «Двухкомнатная!» – «А на чем ездите, на «Бентли?» – «Нет, у меня скромный «Мерседес». И все это человек говорит для зрителя, который сидит и размышляет: «Надо же, мы думали, он ложкой икру ест, прикуривает от пятисотъевровой купюры, а он, оказывается, такой же неудачник, как мы».
Я считаю, что быть бедным стыдно, время дает сейчас такие возможности, и их нужно использовать, если не можешь сам, разорвись на пятнадцать союзных республик, чтобы дети этими возможностями воспользовались. Поэтому скрывать, что я обеспеченный человек, не буду, а то, что появился в «Форбсе», – очень смешно. Я мог там появиться еще пять лет назад. Кстати, а почему сейчас я не там? Странно, меньше я не стал зарабатывать. Но скажу одно: цифры у них неправильные. За границей такое попадание в рейтинги означает престижность, а у нас вызывает странную реакцию: одни боятся, требуют налоговую декларацию, а другие переживают, что они не на первом месте.
– А ведь раньше вы и подумать не могли, что окажетесь близко к той сумме, которую вам приписывают.
– Проходя мимо гостиницы, в которой мы сейчас сидим, не мог даже представить, что когда-нибудь зайду в бар и смогу себе там что-то заказать. Когда я был школьником, у меня было два рубля, один надо было отдать за метро, на другой можно было заказать коктейль, но я не то чтобы мечтал, я просто не думал, что со мной может такое произойти.
Я ведь не родился в семье богатых и знаменитых, не получил в Москве квартиру. На работу первое время ездил из подвалов и вокзалов, когда уехал из Киева. Но человек всегда должен трезво оценивать свои возможности, понимать свое место в жизни. Некоторые люди, находясь в самодовольстве, думают, что так будет всегда, но так не бывает. Люди стареют, кризисы финансовые случаются, бизнесы рушатся, меняется власть. Например, руководство телеканала, на котором ты работал десять лет, может выкинуть тебя на улицу, надо перестраиваться и быть всегда начеку.
– Вы не слишком жалуете вопросы на личные темы. Но позвольте поинтересоваться, как обстоят дела со строительством вашего загородного дома, новоселье отпраздновали?
– Да, мы уже въехали, но до конца года будем еще что-то доделывать, переделывать. Дом строился десять лет, не было столько денег, чтобы взять и построить сразу или купить готовый. Все происходило постепенно: деньги заработали – вложили. Дом – это очень важный этап в моей жизни. Мой папа за год до смерти сказал: «Саша, мне бы только дом твой увидеть, я бы тогда…». Он не говорил, мол, умру спокойно, но это подразумевалось. Для моих родителей-инженеров собственный дом в Подмосковье означал только одно: не зря Саша ушел из инженеров. Думаю, если есть рай на небесах, то мои родители точно там. Не знаю, попаду ли туда я, но они наверняка в раю и все видят.
– Какой он, дом вашей мечты?
– Он сделан руками моей жены. Там все пропитано любовью, вкусом. Я не буду туда пускать журналистов, фотографов, устраивать фотосессии, это только наше. Наверное, я был бы еще больше рад, если бы вокруг была какая-то территория, чтобы можно было спокойно гулять. У нас участок 18 соток, на котором стоит дом, нам всего хватает, но мы на этой территории со временем построим детский городок, беседку, чтобы шашлыки делать и друзей угощать. Конечно, было бы здорово, если бы ворота были чуть подальше от соседей. Я никого в жизни не задушил, ничего не украл, не менял галоши на нефть, как некоторые в Украине, все, что заработал, – мое, и кто на него посягнет, снесу голову.
– Зачем вам самому в драку лезть, у вас же там охрана?
– Да, ребята круглые сутки стоят, причем вооруженные.
– Сразу чувствуется, кто в вашем доме хозяин. А какой вы папа, есть ли у вас время побыть с семьей?
– О, когда нет работы, мчусь домой к моим любимым девочкам. Дочка, как все маленькие дети, бежит ко мне с криком: «Папа!». По телевизору она меня не видит, одно время у нас были мультики, но мы это дело прекратили, потому что со временем она захотела мультиков больше, начались капризы… Есть книги, игры. Вот что удивительно, ей всего 3,5 года, а она обожает спектакли. Уже два раза ходили на «Звуки музыки». Первое отделение длится 1.40, второе – 50 минут, а она смотрит, раскрыв рот. Две песни из мюзикла вообще наизусть выучила, теперь сидит в зале и распевает.
– Для своих дам у вас, наверное, нет никаких запретов?
– Был такой период, когда я пытался понять, каким я должен быть отцом, но все с опытом приходит. Был как-то случай, когда наша дочка Саша в гостях поела фруктов, но не вместе со всеми, а отдельно. А потом принесли фрукты для взрослых, она смотрит на поднос, а мы с женой договорились, если попросит, дадим, но она должна знать, что ничего просто так в жизни не происходит, нужно научиться говорить «спасибо», «пожалуйста». И вот она смотрит на поднос и ждет, когда мы ей сами дадим. А потом подходит ко мне и говорит: «Папа, здесь ягодка гнилая!». Я говорю: «Ничего, выброшу!». А она опять: «А вот ложечка, ею ягоды едят!». Потом я говорил с детским педиатром, так она сказала, что это слишком строгий подход, ребенок этого не понимает. Именно с того момента я перестал с дочкой общаться по тем же правилам, по которым общаюсь со взрослыми.
– В одном из интервью вы сказали, что вашей жене незачем работать, у нее все есть, если захочет поработать, то только в свое удовольствие. Неужели у вас нет разделения семейного бюджета?
– Вика распоряжается деньгами наравне со мной, если захочет бриллианты, пойдет и сама купит, но по какой-то причине у нее нет таких страданий. Случается, и я делаю подарки с использованием драгоценностей, но мы не зацикливаемся на этом, живем как живется.
– Сестра Вики – Вера Брежнева – собирается разводиться с мужем-олигархом. Вы свой брак страхуете от таких негативных ситуаций?
– А разве это возможно? Вот, может, венчаться будем. Но с этим тоже все непросто. У меня был недавно порыв покреститься. Но религия сегодня превратилась в шоу-бизнес, моду.
Я пошел к батюшке в маленькую церковь под Москвой, просто поговорить, сказал, что решили крестить дочку и самому хочется это сделать. Я чувствую, что готов, он говорит: «Приходите!». Мы встретились, он задавал мне вопросы, я ему. И разговор так нормально складывался, я что-то еще спросил, и вдруг в конце беседы говорю: «Я вот еще йогой занимаюсь». А он мне: «Если просто как физическими упражнениями, пожалуйста, а если мантры произносите, тогда это с христианством несовместимо». Я ему объясняю, что эти мантры произношу во время медитации, а медитация – один из элементов занятий йогой, и направлена она не на познание другого Бога, а на укрепление духа. Он все равно запретил. Я ему объясняю: «Как вы можете запрещать, разве Бог не един?».
Он мне что-то ответил, не помню что. Но для меня это стало настоящим камнем преткновения – в тот момент, когда мне поставили преграду, желание быть крещеным улетучилось, как дым.
