Валерий Золотухин: Обеим своим женщинам времени уделяю одинаково

– Телевизор не смотрю, газет не читаю, с интернетом не знаком, так что сделайте-ка мне фото на память об этих съемках на мой аппарат! – прихлопнув комара на лбу, Валерий Золотухин протягивает простенькую «мыльницу».

Несмотря на статус директора театра, Валерий Сергеевич в обычной жизни лишен синдрома важничанья и надменности. Что ни день – выбивает спонсорские миллионы и ведет переговоры по «вербовке» новых актеров для своего Театра на Таганке. Беседа с легендарным Бумбарашем получилась настолько теплой, что я с радостью лечу вечером на вокзал – с черникой и малиной. На поезд в Москву актера никто не провожает, и Валерий Сергеевич приглашает посидеть с ним в купе, на дорожку.

– Вы приехали к нам в разгар футбольных страстей. Сами-то являетесь болельщиком?

– А как вы думаете, если я в 4-м классе, как только на ноги встал (в 6 лет Золотухин выпал в садике из окна второго этажа и сильно повредил ногу, был прикован к постели несколько лет. – Авт.), уже ухитрялся в воротах на костылях стоять. Мяч отбивал либо здоровой ногой, либо костылем! Ярым болельщиком я становлюсь, когда чемпионат мира по футболу начинается.

Переживаю за наших до тех пор, пока они выигрывают, а только проигрывать начинают – становлюсь ненавистником нашего футбола! Вот как в игре с греками – как они могли продуть? Паслись-паслись у ворот, и вдруг проворонили, эх… И еще я за Украину в этот раз очень переживал.

Вообще, к спорту у меня сейчас определенный интерес – мальчишке моему, Ваньке (7-летний сын актера) губернатор Кемеровской области подарил коньки – и пришлось записывать сына в хоккейную «малышовую» группу. Мама (Ирина Линдт, гражданская жена Золотухина. – Авт.) купила ему амуницию, и Ванюха моментально загорелся этим видом спорта. Через несколько тренировок Ваньке начали доверять шайбу, и сын готов теперь ночевать на льду!

– 21 июня, в день вашего 71-летия, в Театре на Таганке состоялась премьера спектакля «Король умирает» польского режиссера Кшиштофа Занусси. А вы чувствовали страх угасания – таланта, личных взаимоотношений?

– Ну конечно! Зачем иначе играть такую страшную пьесу… Польский посол, который наблюдал за моей игрой, сказал: «Вы играете так, что за вас страшно! Я думал, вам вправду плохо…». Мы остро чувствуем, когда теряем. А самой жизнью и тем, что нам дорого, – никогда особо не дорожим. И только на смертном одре человек может вспомнить то, чего он никогда не замечал. Например, «жареная морковь – это так прекрасно», – точь-в-точь как мой Король. А тут еще и Марию играет Ирина Линдт, одна из фраз спектакля тоже о нас: «Мы одновременно открывали глаза по утрам и думали об одном и том же». Очень много моего, золотухинского, проглядывается в этом произведении Иожена Ионеско. Я каждый раз прощаюсь со сцены со зрителем. Да, мне пора и не качайте головой – это закон природы. Все мое окружение на сцене – гораздо моложе меня, и это логично, что я первым уйду.

– Вы довольны сотрудничеством с Занусси? Он вас своим «личным королем» назвал…

– Кшиштоф сделал восклицательный знак в моей биографии. Уверен, он хотел сказать «мой любимый король» – ему помешал плохой русский. Кшиштоф живет «в режиме гениальности». Я как-то гостил в его загородном доме в Польше. Там большой зимний сад, где мы каждый день репетировали. Занусси – первый человек, который за все 70 лет моей жизни назвал меня дворянином. Они с женой в течение месяца наблюдали за моим поведением, и я, слава богу, не опозорился. Ведь человек в быту краше всего проявляется! А мне доверили ключи от всех кладовок, от шикарных винных погребов… Как я устоял от соблазна вылакать что-то эксклюзивное из этой коллекции, диву даюсь (хохочет).

– Любопытно, а какой у вас режим?

– Режим бесконечной суеты и покаяния. Вот я приехал в Нежеловичи на съемку, переоделся в Прохора. Это же счастье – что в 71 год у тебя есть работа. И как ты относишься к Прохору – так и к своей жизни относишься. И люди к тебе точно так же будут относиться. И скажут однажды напоследок, как у Бунина: «Он был хорошим моряком». По сумме моих дел люди скажут, как я жил. А может, скажут, как стоило бы жить – если бы не проморгал, не пропил, не променял бы часть таланта на каждодневную юбку. Талант можно пропить, люди! Я советую своим молодым актерам в театре – делайте карьеру со студенческой скамьи. Как говорил Покровский: «Каждый день надо думать о карьере». А еще я стараюсь избегать самоедства и жить в режиме доброго и милосердного человека.

– Разве не таким вас видят окружающие?

– Редко кто говорит мне, какой я. Высоцкий в своей анкете на вопрос «Кто твой лучший друг?» ответил: «Золотухин». И отличительные черты указал: «Мудрость, ненавязчивость». Я понимаю: сейчас, будучи в ранге руководителя театра, – всем мил не буду. Я не собирался никогда руководить и не собираюсь оставаться директором Театра на Таганке в дальнейшем, хотя за год выдал пять премьер. У Юрия Любимова ведь всегда была уравниловка – для него не было разницы между Демидовой и студенточкой. Это неверно – в театре должна быть иерархия.

– Правда ли, что Любимов прощал Высоцкому все выходки?

– Не до такой степени, как он сейчас говорит. Он его увольнял, и не один раз. Но задумайтесь над такой вещью: мы ведь все сильны «задним умом». Это сейчас мы понимаем, кто такой Высоцкий. Почему Любимов назначил меня на Гамлета? Не хотел, чтобы Володя думал, что он один правит бал, и аккуратнее относился к своим актерским обязанностям.

– Когда вы готовились к роли Гитлера в картине «Китайская шкатулка», то просмотрели все хроники Третьего рейха. К съемкам фильма «Крапленый», премьера которого не за горами, вы готовились столь же ответственно?

– У моего персонажа Гаврилыча – интересная судьба. Он высококвалифицированный вор-карманник, за плечами – несколько ходок, пара лет отсидки… Чтобы выглядеть в кадре «спецом», пришлось учиться следить за своими руками. Щипачи постоянно развивают моторику пальцев – четки в руках вертят, коробок спичек… Подушечки пальцев должны быть максимально чувствительны. Мне показывали, как надо себя вести. Я нашел для себя много симпатичного в этом ворюге. Как и в своем вампире из «Ночного дозора», который на самом-то деле – просто несчастное существо, которое хочет оградить сына от собственных пороков… А вампир, как и вор, – это просто жанр.

 – Вы уже третий год снимаетесь в роли деда в «Ефросинье». Сериальные страсти не утомили?

– Третий сезон уже «мотаю срок». Раз в месяц на четыре дня приезжаю в Украину, надеваю бороду и становлюсь Прохором Игнатьевичем. Меня уже с ним начали ассоциировать. Еду в каком-то поезде донецком, а ко мне проводница: «Прохор Игнатьевич!» Я про себя думаю: «А кто это?» Потом понял, объясняю: «Матушка, а без бороды-то я – Золотухин!».

– Валерий Сергеевич, когда вы приезжали в Киев с гастролями в 2009 году, то заканчивали 109-ю тетрадь личного дневника. Сейчас какой по счету томик записей ведете?

– А посмотрим сейчас (достает из чемодана обычную тетрадку) – ну, 129-я уже. Это у слабых духом такая есть привычка, вести дневник… Вот из записей последних дней: «18 июня 2012 года, понедельник. Помолился, сделал зарядку – кроме обычных упражнений 7 минут стоял на голове. Съемочный день вчера выдался легким. Обнаружил в дорожном чемодане том писем Тургенева, он пишет: «Мне 40 лет, а я еще ничего не сделал…». И я подумал – да это ведь про меня письма! И про всех современных литераторов, которые живут своим эгоизмом, себя изображая, себя жалея и свое дерьмо наружу выставляя. Как пес, возвращающийся к своей блевотине. Не есть ли эта блевотина мои дневники? Да, она самая! Но есть и другой, скрытый смысл моего графоманства – оно играть помогает, оно сохраняет душу, оно и мозги в дисциплине содержит. Звонила Бэби (так Золотухин называет Ирину Линдт. – Авт.). У нее был прогон «Эвридики». Я ей пишу: «Как там?» – «Только закончили. У меня пока сыровато, но что-то уже получается, время еще есть – думаю, успею. Спокойной ночи, мой любимый…» Звонят по поводу театра и спонсорства – ищу 40 млн рублей на костюмы для этой постановки…».

– Издавать дневники не планируете?

– Эту песню не задушишь, не убьешь. Вот я недавно в Киеве начал издавать дневники подробно, по годам – уже 4 книги напечатали. А коль в общем посчитать – уже 18 томов записей изданы, с 1969 по 1994 год. С прошлым у меня уже связь оборвана, а вот дневники «новой эры», со дня рождения Ваньки, печатать пока ОПАСНО… Хотя, признаюсь вам, жены в мои дневники нос не суют. От Нинки (Нина Шацкая, первая жена Золотухина. – Авт.) я вообще записи прятал. Она находила и тайком все равно читала! На Тамаре женился (вторая жена Золотухина и ныне законная. – Авт.) – и она начала читать тайно. Закончилось дело плохо: вынудил ее писать расписку кровью – что больше не посмеет.

– Если гражданский брак можно считать браком – вы трижды женатый человек. Почему, Валерий Сергеевич, актеры так непостоянны в выборе спутниц?

– Не только актеры! Все люди так живут! Просто каждый наш шаг у вас на виду… Когда у меня Ванька родился от Иры, я в браке с Тамарой по-прежнему состоял и разводиться не думал. Знаете, сколько признаний «поперло» у народа! Мужики простые ко мне на улице подходили, жали руку и говорили: «Как здорово ты сделал, что не стал прятаться. Молодец, не побоялся! И я своей признался…».

Но это палка о двух концах. Мне двоеженства сам Бог велел бояться: и сын священник, и сам я воцерквленный человек. И вроде бы такой подход к делам семейным – страшное нарушение законов брака, но я каждый день прошу Бога, чтобы он меня простил. Думаю, буду прощен – времени обеим своим женам одинаково уделяю. А из троих сыновей (старший сын Валерия Золотухина – Денис от Нины Шацкой, средний – Сергей от Тамары (наложил на себя руки в 2007), и младший сын Иван – от Ирины Линдт. – Авт.) я ни одного не воспитывал.

– Разве вы Ваню не воспитываете?

– Я только наблюдаю, как Ванька растет. Наверное, от отца передалось – он у меня был председателем колхоза: уходил – мы еще спали, приходил – мы уже спали. И в семье всем мать заправляла. Нужно личным примером что-то ребенку показывать, а я не уверен, что мой пример – самый лучший. Ванька мне часто письма на доске большой пишет. Я пришел однажды выпивши, он это просек и смеялся надо мной. А потом замечание сделал в письменном виде. Я там же ему ответил: «Ваня, я вино больше пить не буду!» Он запомнил – и как только видит, что начинаю выпивать на каких-то мероприятиях, кричит на весь зал, так что все слышат: «Папа-а-а!!! Не пе-е-ей!». В общем, сын не даст отцу уйти в запой (смеется).

Еще Ванька любит наблюдать, как я записи делаю. Придет ко мне утром, смотрит, а потом говорит задумчиво: «Папа, ты что, за всю Россию пишешь?» Это ему лет пять было. А его молитву, которую он в Берлине однажды выдал, когда мы с Ириной на гастроли в Германию ездили, вспоминаю до сих пор со слезами на глазах. Он чем-то отравился, рвало мальчонку целую ночь. Утром ему есть нельзя ничего, кроме сухарей. И он нам с Ирой поджарил тосты, принес на тарелке и говорит: «Батюшка Иисус Христос, пусть мама здоровой будет, пусть папа не умирает, а меня не тошнит и вырывает. Пусть вы бы так выступали, чтобы все обалдели!» Смешно, да? А у меня слезы полились. Это ж надо так заглянуть в подкорку мозга – познать тщеславие отца!

– Мать Ванюши Ирина – ваша законная супруга только на театральных подмостках. Ирония судьбы?

– Ирония судьбы – это то, что Ирина в свое время в ресторане пела, а я у нее охранником был… Ира написала однажды стих, которым все сказано: «В этой жизни случайной не нашлось, как на грех, двух колец обручальных. Просто – мы не из тех»… Не понимаю я этих условностей – «законная», «незаконная»… Это для вас, женщин, так важно. Вот собрались мы однажды на Новый год у бывшей жены Нинки Шацкой с моей нынешней женой Тамарой, выпили. Я говорю женщинам: «Надо Ирку позвать!» А Шацкая вспыхнула: «Уж изволь! Здесь только ЗАКОННЫЕ!» (смеется). А я про себя думаю: «Э-э-э, да тут еще неизвестно, кто законнее!» Любовь, Леночка, проходит. А ревность остается. Конечно, брак еще имеет значение, когда наследство им после моей смерти придется делить, по судам друг друга таскать…

– Да рано вам еще об этом думать!

– Да перестань, Лена, не рано. С иронией надо к смерти относиться. Люди себе раньше гроб готовили, он на чердаке десятилетиями стоял. А при жизни надо успеть все распоряжения оставить. Вы видите, что сейчас семейство Пороховщиковых творит после смерти Сашиной… Чтобы не было так, как в спектакле, где королева говорит моему герою: «Ты не готовился к смерти, мудила!»

Я еще не оформил завещание официально, но написал. Я еще когда собирал деньги на строительство церкви в деревне на Алтае, решил для себя: буду похоронен в родном селе. И хочу, чтобы мои кости слышали звон колоколов этой церквушки. Недавно ездил в родные края, пил молоко от коровы, которую мне на 70-летие подарили.

Меня односельчане спрашивают: «Сергеич, здесь будешь лежать?» – «Да!» А они: «Так мы, давайте, камень закажем, гранит». Мне покойный сын Сергей говорил: «Пап, ну что ты дурью маешься? Кто будет ездить к тебе на могилу на Алтай?» А я: «Ну, вы не будете ездить, так внуки поедут, туристы. На смертном одре нужно быть мужественным, не сваливая на мир вину за то, что ты был, а теперь уходишь».

Политический сериал подходит к своему логическому завершению, а вот сериал Доктор Хаус продолжает радовать своих поклонников новыми сериями.